– Правильно! – согласились остальные. Так и поступили. Нельзя сказать, что это понравилось Барабану. Его, боевого барабана в какую-то филармонию простым инструментом?! "Хотя, впрочем, это лучше, чем гнить в музее или быть переработанным на свалке", – решил Барабан.

Через несколько дней его доставили в ближайший театр оперы и балета. И тут Барабан впервые увидел другие инструменты – виолончель, скрипку, альт, трубу, рояль, контрабас, саксофон – и услышал, какие звуки они издают. "Гм, вообще-то неплохо, – рассудил он. – Конечно, солдат этими звуками в атаку не поведешь, но усыпить можно... Э-э, нет, солдаты привыкли засыпать под жесткие командные удары барабана".

В свою очередь музыкальные инструменты тоже с любопытством разглядывали новичка. Они слышали, что это военный инструмент, и прониклись к нему уважением. "Да, немало он побывал в боях, видел ужасы, слышал свист пуль и крики сраженных, но стойко пережил все невзгоды, выйдя победителем", – считали они. После таких слов все ждали от Барабана самых совершенных звуков, от которых у людей замерло бы сердце и чувства хлынули наружу.

"Ничего, мы себя покажем, – хмыкнул Барабан. Он считал, что его военная выучка, твердость и решимость найдут применение везде. – Вот сейчас начнется спектакль, и я вступлю в действие, тогда все будут ошеломлены моим умением управлять ситуацией. Люди и инструменты поймут, что такое подчиняться командам".

Начался балет. Нежно заиграли инструменты. Тонкие звуки издавала скрипка, ей подыгрывала виолончель, потом рояль вступил в партию. Инструменты повиновались палочке дирижера. Барабан не стал дожидаться своей очереди, он решил, что солистам, которые танцуют, нужно на самом деле маршировать, а не плавно двигаться по сцене, и как начал стучать!

– Там-тара-рам! Там-тара-рам! Там-тара-рам! – словно гром среди ясного неба послышался его резкий и громкий звук. Солисты споткнулись от неожиданности и упали. Инструменты замерли в ужасе. Дирижер чуть не подавился собственным языком. Зрители были ошеломлены. В театре словно остановилось время.

Но не для Барабана, торжественно продолжающегося стучать:

– Там-тара-рам! Там-тара-рам! Там-тара-рам!

От таких звуков даже жившие в подвале крысы – вечные враги инструментов – в страхе разбежались. Ой, какой начался переполох в зале! Зрители решили, что началась война, и стали пробираться к выходу. Дирижер упал без чувств. Инструменты стали играть сами по себе, словно сошли с ума. Солисты поползли на четвереньках за кулисы. Спектакль был сорван...

На следующий день к Барабану пришли режиссер и директор театра, профессоры из консерватории, знаменитые балетмейстеры и стали уговаривать, чтобы он больше не пугал никого. Оказывается, дирижера отправили в больницу с сердечным приступом, а среди многих зрителей был нервный шок и душевное потрясение.

– Но я ведь боевой инструмент! – возмущался тот. – Я играю так, как должен, то есть четко, громко, а ритм соблюдать такой, чтобы под него подстраивались люди – маршировать или идти в бой. И все в театре должны подчиняться моим командам – такова моя суть! Меня слушались и солдаты, и офицеры. Меня даже прозвали "Господин полковник Барабан"!

– Но поймите, ведь театр – это не полк, – уверял его директор. – Сейчас нет войны. Поэтому нужно играть нежно, совсем иначе, и только тогда, когда подаст сигнал дирижер.

Но Барабан не хотел слушаться гражданских – он, будучи военным, ставил себя выше всех их. Он продолжал отбивать дробь и на последующих спектаклях, словно поднимал людей в атаку или сообщал о наступлении неприятеля. Конечно, другие инструменты стали побаиваться его и даже ненавидеть. Из-за такой «музыки» люди перестали приходить в театр, солисты перебрались в другие учреждения культуры, а музыканты во всем винили свои инструменты. Сами понимаете, о театре балета пошли дурные слухи. В отчаянии, не зная, как успокоить Барабан, директор приказал отнести его в подвал, к крысам, мол, пускай там успокоится.

И уже там, лежа на соломе среди старых вещей, принадлежавших театру, Барабан недоумевал: а что плохого я сделал? Ведь он действовал так, как его учили. Барабан считал, что все инструменты должны служить в армии и играть только по-военному. "Если бы не мы – боевые барабаны, враг давно бы захватил нашу страну, – говорил сам себе Барабан. – И поэтому наша музыка – самая мужественная, героическая, правильная..."

Сами понимаете, как ему было обидно, что его не поняли, более того, отделили от всех и бросили в вонючий подвал как самую ненужную вещь.

Но прошло немного времени, и Барабан стал рассуждать несколько иначе. Дело в том, что в театре потихоньку все восстановилось: вернулись солисты и зрители, инструменты играли так, как требовалось по сценарию. Даже дирижер работал с большим упоением – неизвестно, чему он радовался больше: своему выздоровлению или уходу из театра Барабану. И сквозь толстые стены подвала проникала чарующая мелодия балета. Барабан вначале не хотел ее воспринимать, отказывался слушать, но не мог сопротивляться так долго. Эта музыка все больше охватывала барабанную душу. В итоге он признался себе: да, и это тоже прекрасно, может, даже лучше, чем командный тарарам!

Барабану теперь хотелось играть так, как это делают другие инструменты, – нежно, чарующе, мелодично. Он не хотел выделяться своей грубостью. Ему казалось, что командные звуки только мешают понимать прекрасное. А искусство, оказывается, может вдохновлять человека на героические поступки, вести к самопожертвованию – ну, совсем так, как это делал военный барабан в полку. "Возьмите меня обратно! – звал он. – Я теперь буду другим, и играть буду иначе!" Но никто не спускался вниз за ним. Видимо, о Барабане все забыли или... не хотели вспоминать. Ведь он натворил здесь такое!..

Прошло много времени, и Барабан загрустил окончательно. Он так сожалел, что вел себя плохо в театре, и готов был плакать. Лишь военная выправка и стойкость удерживали его. Постепенно он стал покрываться плесенью и паутиной.

Но все изменилось в один прекрасный день. Хотя, честно говоря, трудно этот день назвать прекрасным. Потому что кое-кто планировал сделать плохое. А дело было так: крысам, обитавшим в подвале, надоела музыка, которая доходила до них со сцены. И они решили ночью пробраться в комнату, где хранились музыкальные инструменты, и все испортить. А вы знаете, что у этих грызунов острые клыки, крепкие зубы и сильные лапы с когтями – ими можно разорвать любую жертву.

- Хватит нас мучить глупой мелодией! – вопила самая главная крыса по имени Беляна. – У нас нервы уже попортились, не говоря уже о характере. Эти музыкальные инструменты издают такие звуки, от которых у нас просыпается совесть, появляются добрые чувства, мы начинаем жалеть других, дружить со всеми. А крысы не должны быть такими – они злые, коварные и беспощадные!

Барабан все это слышал и осознавал, какая опасность угрожает инструментам.

А тем временем крысы, собравшись вместе, кричали:

- Долой музыку! Ненавидим светлые чувства! Смерть инструментам!

Крысы решили выступить через несколько часов, когда люди уйдут из театра. Барабан понял, что нельзя терять ни минуты, ведь тогда никто не остановит полчища хищниц. И он, как полагается полковнику, принял решение: опередить врага. Он вспомнил, какую команду подавал при опасности и взмахнул палочками:

- Там-тара-рам!!! Там-тара-рам!!! Там-тара-рам!!! Тревога!!! Там-тара-рам!!! Всем в ружье!!! Там-тара-рам!!! Враг угрожает!!! – по всему подвалу слышались удары боевого инструмента. Стены зашатались, загудели водопроводные трубы, на сцене был остановлен спектакль. Зрители поняли, что случилась какая-то беда. Люди в панике забегали по всему зданию.

А ошеломленные крысы кружились на месте и не знали, что делать. Звуки барабана били им в головы, мутили сознание, от таких ударов у них шерсть вставала дыбом. Беляна, поджав хвост, пищала от страха. Ведь никогда им не приходилось слышать, как бьет боевой барабан. И это показалось им ужасным. Еще бы! Ведь многие армии бежали с поля боя, едва вступал в дело барабан. Поэтому считалось: где он – там победа!